ну, привет, дорогой мой Ч. ты дождался свой светлый март. он так рано пришёл. зачем? переулок, луна, дома, яркий свет и гудки машин, проходящий с улыбкой люд мимо окон моих спешит. я которую ночь не сплю. сон, конечно, для слабаков – я сама себе говорю. полутёмный немой альков, звон бокала, игристый брют. на работу к восьми утра, а я всё ещё в прошлом дне.
эта наша с тобой игра представляется вдруг важней всей реальности, что сейчас, шума ночи, утра тиши. ты сказал мне в последний раз: «лёд растает в душе – пиши». я ответила: «Бог с тобой, не испорть нам теперь игру. этот бабочкин злой огонь, западающий прямо в грудь, этот глупый туманный взгляд, дрожь коленок и холод рук – прекращай, это всё так зря, не испорть нам теперь игру!». ты взглянул, будто старше на пару вечностей, сотню эр. молча стали мы у окна, сонный месяц светил на сквер. тишину нарушал мой смех, но над кем, до сих пор не знаю.
я тогда была ярче всех, а сейчас я хожу по краю. я на грани своей же лжи, на канате, клинке кинжала. как опасно и глупо жить, заменяя любовь на жалость, понимаю сквозь много зим, когда всё повернулось боком. рассекреть меня, пригрози, мощным высоковольтным током бей с размаху и без причин, чтоб избавить уже от страха. верь мне, верь мне и не молчи, а иначе я стану прахом, тонким пеплом твоих сигар и страницей, со злостью смятой.
леденящий морозный пар превращается в запах мяты, всё сковавший столетний снег обращается днём весенним. это – прошлой меня побег. приговор и моё спасенье, скудный шанс переноса в рай. смесь симптомов, что не пройдёт. только больше не пропадай, ведь почти что растаял лёд. только гордость чуть-чуть сильней. ты сказал мне тогда: «пиши». точит душу противный змей. кислый брют. огоньки машин. не разверзнутся небеса, не испортят весну ничем. я не стану тебе писать. но
«привет, дорогой мой Ч.»
(с) Хедвиг
